Но… Судьба придерживалась иного мнения… Как только сообразительному кузнецу пришла в голову столь удачная, хотя и не очень своевременная идея, где-то над их головами, в лазурном высоком небе раздался громкий вопль, возвестивший о том, что какой-то, пока еще живой, объект стремительно идет на сближение с землей.  И прежде чем все участники происшествия успели должным образом среагировать, на поистине неудачливого в этот день, как, впрочем, и во многие другие дни, Уильяма Тернера, в буквальном смысле слова с небес свалилось что-то черное. А поток сложноподчиненных предложений, смыслом которых было, мягко скажем, справедливое недовольство ситуацией, возвестил о том, что мало того, что упавший, а точнее упавшая, жива живехонька, но еще и способна на весьма хитрые синтаксические речевые обороты. «….Ууу, куропатка! Не Муза, а…. Агррррх! Ну и лети к кошкам!» - завершила свою впечатляющую тираду еще одна авторесса (в принадлежности упавшей дамы к этому распространенному виду творцов Тернер не сомневался ни секунды) и, отряхиваясь, начала подниматься на ноги.
«Не, ты представляешь, - вещала весьма впечатляющего вида скинутая с небес мадмуазель, обращаясь к уже знакомой и ей, и нам авторессе, - эта с позволения сказать му.. Муза неслась со мной, неслась к вершинам вдохновенья, и тут на тебе! Ну, обозвала я ее сбитым летчиком – но кто ж так летает, без предупреждения входя в штопор? А она взяла да и сбросила, сссс-с-слабонервная… Хорошо хоть до места назначения долетели, а то скинь она меня над морем – упустили б мы Тернера! Успела…» - многозначительно закончила она и подмигнула своей сообщнице.
«Для чего я вам? – сверкнув очами, гордо продекламировал все еще лежащий на земле Уильям. – Что вам нужно? Но что бы то ни было, знайте - ради Элизабет я готов на все!»
Авторессы многозначительно переглянулись, выразив этим полнейшую готовность немедленно воспользоваться выгодным предложением отчаянного кузнеца.
«Приятель, ты много знаешь о Дэйви Джонсе? – хохотнул Муз, но, поняв неуместность шутки, принял самый серьезный вид и продолжил: -  Уилл, ответь мне, ты же хочешь сделать так, чтобы твоя зазноба, наконец, забыла о Джеке Воробье?»
От такого революционного начала кузнец оторопел. Что-то в этом соблазнительном предложении настораживало. Оооочень настораживало. Но тем не менее, это была истиннейшая правда, и в знак согласия он неуверенно кивнул, привычно буркнув «Капитане… Джеке Воробье». Последовавшее же за этим жестом согласия продолжение речи Духа Вдохновения было на редкость нелогичным. Выдержав интригующую паузу, он объявил: «В таком случае нам нужно попасть на «Разящий»!
Признаться, авторессы не обладали способностью просчитывать умственные ходы Муза вперед… За какими петрушками им нужен был «Разящий» со всеми вытекающими из него последствиями, не догадывался ни один участник этой странной сходки, кроме неистощимого генератора идей, поэтому на его переполненное энтузиазмом до краев лицо воззрилось три пары немигающих глаз, выражавших самые разные эмоциональные состояния. Муз гордо улыбался и ждал оваций. Легким ветерком просквозило непонимание и раздражение… Наконец, неловкое молчание нарушила одна из авторесс, та самая, с которой мы познакомили читателя в самом начале этой эпопеической драмы:
«Ты такой же плохой интриган, как я – асфальтоукладчица, друг мой. Выкладывай давай попроще, что надумал – это тебе не клуб любителей дедуктивного метода!»
«Нуууу, как бы это сказать… вообщем, вернем мы, Уилл, тебе твою дамочку, - промямлил Муз, подозрительно избегая смотреть в молниеносно сменившие выражение и теперь загоревшиеся Надеждой глаза Тернера, – может быть… Но… в этом нам потребуется помощь коммодора…»
Спичка на фитиль, ведущий к бочке с порохом, гордое имя которой звучит как Уильям Уильямович Тернер, была брошена. Коротенькие усики воинственно затопорщились, а в темных очах заискрилась Решимость. Вообщем, клиент дошел до кондиции. Зато до кондиции не дошли авторессы, но звучное и крайне емкое слово «коммодор» вызвало у них массу всеобъемлющих предположений и идей. Они благоразумно решили не осведомляться при Тернере о подробностях гениальной затеи, поэтому дальнейшие мероприятия не заставили себя долго ждать. В считанные минуты была развернута масштабная компания по разработке плана отвлечения слэшеревской эскадры от «Разящего», а заодно и от многострадальной «Жемчужины», а также даны архиважные обязанности кузнецу, который, в сущности, и должен был как истинный рыцарь печального образа, как отважный мушкетер в одиночку отвлекать противника. Авторессы живописно порвали Уильяму на груди рубаху, а Муз со вздохом выудил откуда-то из-под своей ночнушки подозрительного вида плетку и вручил ее онемевшему кузнецу, покраснев под недоуменными взглядами юных графоманок. Засим операция началась….

Некоторое время спустя экипажи капитана Воробья и Норрингтона были порядком удивлены тем фактом, что многочисленная слэшеровская эскадра неожиданно оставила их в покое и навострила свои бушприты к пристани. Не зная, чем обусловлен сей маневр противника, они были крайне озадачены и громко строили всевозможные предположения, одно страшнее другого. Больше всех, по причине неприлично развитого для моряка воображения, отличался сочинительством мистер Гиббс, за что поплатился не одним зубом. Но, оставим же на время экипажи этих достойных судов теряться в многочисленных догадках и попробуем прояснить, что же так привлекло товарищей содомистов на пристани славного Порт-Рояла.
А заинтересовало их вот какое крупномасштабное действо: возле пришвартованного среди десятков разнообразных судов «Летучего Голландца» вертелся Уильям Тернер и, не дуя в редкий ус, клеил боцмана… Клеил громко и требовательно, старательно отрабатывая данное авторессами поручение, чем вызывал зубодробильную брань всего экипажа корабля-призрака, над которой впечатляюще возвышался практически оперный боцманский бас, проклятия в исполнении которого звучали так двусмысленно, что при всем своем деликатном желании устроить счастье капитанов «Жемчужины» и «Разящего», слэшеровская братия не могла пропустить такого эксклюзивного зрелища, поэтому, оставив на произвол судьбы вышеобозначенные суда, она вдохновенно рванула к берегу …
Этим поистине удачным моментом и воспользовались две предприимчивые авторессы и один неуемный Муз – они спешно отыскали на пристани какой-то дырявый шлюп и теперь методично подгребали к «Разящему». Мореходы из юных графоманок были, мягко скажем, неважные, поэтому всю массу капитанских обязанностей на себя взял Дух Вдохновения, сквозь зубы ругаясь и смачно приговаривая «Адмиральши! Ууу… планктон литературный, грот-марсель вам в брамсель!». Авторессы же были настолько увлечены выплескиванием из посудины воды, что, к счастью Муза, не спешили реагировать на столь нелестные эпитеты, совершая нехитрые поступательные движения руками… Но, не дойдя до «Разящего» каких-то три четверти пути, шлюп начал подло тонуть. Вся бравая троица в честь этого обстоятельства мгновенно приуныла и стала вяло осведомляться друг у друга о планах на ближайшее будущее. Как оказалось, планов было целых два, и были они, признаться, вполне предсказуемые. Согласно одному из них, предложенному щедрым на всякие изыски Музом, до цели их путешествия, гордо вздымавшей свои борта над морской пучиной, можно было добраться вплавь. И как не трудно будет догадаться, брезгливые авторессы предпочти плесканию в бирюзовых волнах Карибского моря приятную альтернативу небольшого путешествия по воздуху, подарив Музу гордый титул воздухоплавательного средства как вполне, кстати, летательнопригодному существу. Тот сначала рьяно сопротивлялся, но как только подол его драгоценной ночнушки начал мокнуть от наполовину заполнившей шлюп воды, поспешно подхватил авторесс и, аки Змей Горыныч, похитивший двух сомнительного вида царевен, воспарил в небеса…
Коммодор Норрингтон стоял на шканцах флагманского корабля «Разящий» и старательно сливался с подзорной трубой в одно неделимое целое. Он смотрел на постепенно удаляющуюся слэшеровскую армаду, отчаянно пытаясь разгадать ее неожиданный маневр. Весь офицерский состав, словно стадо сусликов застыл на палубе, строя всевозможные предположения, а так же не забывая при этом подло и широко улыбаться и увлеченно махать треуголками «Черной Жемчужине», к которой в спешном порядке уже подплывали вездесущие суда спаррабетчиков, экипажи  которых задорно размахивали красно-белыми флагами и радостно распевали всем составом «Никуда не денешься, влюбишься и женишься, все равно ты будешь с ней…»
Коммодор уже начал привычно гортанно подвывать, мучаясь неуставным чувством зависти к неожиданно испарившемуся с палубы «Жемчужины» Воробью, как вдруг прямо перед его подзорной трубой на палубу плюхнулось что-то неопределенное. Нужно отдать должное реакции Норрингтона – за какую-то долю секунды он оторвался от окуляра, кинул трубу стоящему рядом лейтенанту (который, впрочем, выгодно оттенил ловкость начальства, со вскриком выронив казенный прибор) и выхватил шпагу. Наступила мертвая, недвижимая тишина, которую нарушало только позвякивание катившейся по направлению к баку подзорной трубы да скрип такелажа.
«День добрый!» - сдавленным голосом поздоровалась с экипажем «Разящего» неопределенная куча из трех тел, возлегающая на палубе прямо перед начищенными башмаками коммодора. Норрингтон, как непосредственный громко- и главноговоритель, не отвечал, а с каким-то кровожадным интересом разглядывал десантировавших на корабль диверсантов. Его взору представлялась милейшая картина – друг на друге, напоминая слоеный пирог, валялись две девицы, а сверху эта аллегория десерта была увенчана подозрительным крылатым и лохматым типом. Авторесс на своем веку доблестный служитель Британской короны повидал немало и успел преисполниться по отношению к ним такой неподдельной ненависти, что теперь не мог собраться с мыслями и решить, как же выплеснуть ее на так удачно свалившихся на него представительниц назойливой графоманской братии. Тем более, что впечатление, которое производили эти авторессы, наталкивало на некие подозрения относительно сомнительности жанра их писанины. На командора снизу вверх приветливо взирал странный и на редкость контрастный творческий дуэт: брюнетистого вида мадмуазель, звенящими побрякушками и цветастой кофточкой, от которой буквально разъедало глаза, навевающая мысли о принадлежности к кочующему цыганскому табору, а так же бледная и рыжеволосая, томная барышня, облаченная во все черное, аки молодая вдовушка. Юные писаки тоже не спешили нарушить молчание, а просто с интересом следили за желтенькой пампушкой на эфесе коммодоровой шпаги, живописно болтающейся по ветру.  Наконец, крылатый субъект нарушил напряженное молчание, запоздало оповестив своих протеже: «Ну, вот и прибыли…»
Эта фраза прозвучала как команда «отомри!» - экипаж «Разящего» угрожающе зашумел, а Норрингтон, ядовито улыбнувшись, поправил треуголку и ласково так промурлыкал: «Как прибыли, так и убудете. За борт их!»

Отредактировано Zeta (2007-07-08 23:02:34)

Часть вторая
Название: Карибский апокаляпсус (2);
Авторы: Zeta, Gatto на подхвате в качестве соавтора и вдохновительницы;
Статус: закончен;
Жанр: юмор;
Рейтинг: NC-17 скорее всего. Особого жесткача нет, но и невинностью не пахнет;
Персонажи: милый, чудный лейтенант Джиллет, Элизабет Суонн, коммодор Норрингтон, Уилл Тернер, две авторессы и прочие в эпизодах;
Предупреждение: неожиданные пейринги нравятся не всем. Но, признаться, Элизабет, которая воспылала страстью к совершенно неожиданному субъекту, это не волнует :slo:

Пролог:
За столом в кают-компании военного английского судна «Разящий» в гордом одиночестве понуро сидел лейтенант с простым бритвенным именем Джиллет. Повествование застало этого несравненного джентльмена за крайне похвальным занятием – написанием письма. Вернее будет сказать, за попыткой написания. Дело в том, что текст послания родным упорно не желал складываться – чтобы приукрасить скучные солдатские будни не хватало фантазии, а описывать многосложные маневры, однообразный морской пейзаж за бортом и братьев по несчастью, суть экипаж, творческая и тщеславная натура лейтенанта наотрез отказывалась. Поэтому Джиллет просто хмуро водил пером по бумаге, криво, но с энтузиазмом вырисовывая украшенного ветвистыми оленьими рогами коммодора, символизирующего носовую фигуру задорного пиратского шлюпа. Вдруг кто-то неожиданно ущипнул лейтенанта за плечо. Джиллет вздрогнул и мгновенно среагировал:
- ;%№*()»?%; твои бимсы, Стюарт! – и повернулся в полной уверенности, что сейчас узрит ухмыляющуюся физиономию неслышно подкравшегося балагура-младшего лейтенанта, надоедливое озорство которого объяснялось тем, что это был его первый рейд в составе экипажа Ямайской эскадры, и старшие товарищи, а так же начальство еще не успели выбить из него всю неуемную веселость. Но, каково же было удивление нашего драгоценного героя, когда младшего лейтенанта за спиной не оказалось, а его почетное место занимали две девицы, черт-те каким образом оказавшиеся в кают-компании судна, уже третий месяц безвылазно форсирующего берега Ямайки. Джиллет побледнел и начал протирать глазки-бусинки, опасаясь, что получил солнечный удар благодаря прихоти коммодора, которому вздумалось в полдень выстроить экипаж на верхней палубе на смотр.
- Привет, Джилли! – жизнерадостно отозвалась одна, с широкой улыбкой глядя на онемевшего лейтенанта.
- Вот он, наш пупсик, наша «маленькая русалочка»! – нежно проворковала вторая и легонько ущепнула совершенно ошарашенного Джиллета за щеку.
- Вв-в-вы к-к-кто? – заикаясь, заговорил доблестный служитель Короны, хлопая белесыми ресницами.
- Мы? – задумалась та, что заговорила первой. – Хм.. Можешь считать нас своими личными богинями. Или посланницами судьбы. На свой личный выбор. Как думаешь, Зет?
- Согласна, Гатто, - улыбнулась вторая. – Мы будем твое счастье устраивать, Джилли!
- Бред какой-то… - залепетал окончательно сбитый с толку лейтенант. – Сгинь, нечистая! – и нелепо перекрестился.
- Нет, он еще ругается! – возмутилась девушка с именем Гатто, абсолютно не думая никуда исчезать. – Вот сейчас пошлем тебя ко всем кошкам - будешь до старости в море болтаться!
- Вот-вот, дело тебе говорят, глупый! – подхватила другая. – Ты главное слушай: попроси командировать тебя на берег, а дальше дело за нами!
- Что? Какой берег? Какие богини? Какие кошки? Я спятил… - бессвязно закудахтал Джиллет, вращая шальными светлыми глазами.
- Это мы с тобой скорее спятим! – разозлилась Зета, а Гатто в это время уже блуждала взглядом по кают-компании в поисках чего-нибудь увесисто-прикладного. – Слушай вни… - но договорить она не успела, так как дверь распахнулась, и на пороге нарисовался коммодор Норрингтон. Все трое тут же воззрились на него.
- Где вас носит, лейтенант Джиллет? – раздраженно осведомился он. – Вы мне понадобились еще 15 минут назад!
- Я!… Мне!.. Тут! – вскакивая, бессвязно отрапортовал бледный как медуза Джиллет, подбегая к спасительному синему кителю и тыча пальцем куда-то в сторону стула, с которого только что вскочил, словно с раскаленных углей.
Норрингтон поднял бровь и проследил взглядом в заданном направлении - кроме каких-то искаляканных бумажек на столе его орлиный глаз не приметил ничего постороннего в кают-компании. Решив, что до полуобморочного состояния лейтенанта довела какая-то депеша, он шагнул к огромному столу, расположенному в самом центре помещения, на что Джиллет замычал и отчаянно замотал головой, повторяя:
- Демоны… К кошкам… На берег… две, рядом со стулом… Две стоят..
- Что это? – ледяным тоном спросил Норрингтон, брезгливо демонстрируя Джиллету карикатуру на себя. – Вы что, пьяны? Что за неуставные выходки?
- Нет… нет, сзади.. две… вы не видите? – отчаянно пытался достучаться до разума командира несчастный лейтенант, глядя, как незваные гостьи, чуть сменив место дислокации, рассматривают Норрингтона, тихо переговариваются и хихикают.
- В чем дело? Вы полагаете это смешно? – вскипел злостью коммодор, поочередно изучая убийственным взглядом то Джиллета, то картинку. – Может, вам захотелось в карцер? Что за офицерский состав такой? Это военный корабль, а не кабак, извольте помнить!
Но Джиллет больше не реагировал на эмоциональный шторм коммодора. Он бессвязно лепетал о кошках и береге, постоянно меняясь в лице и глядя мимо Норрингтона. Последний вскоре не выдержал, швырнул в спятившего подчиненного треуголкой и под монотонно повторяемые фразы «На берег, к кошкам, мое счастье… две… на берег…» умчался за корабельным лекарем…
…Вечером того же дня от «Разящего» отделилась шлюпка, в которой под конвоем из четырех солдат с диагнозом «белая горячка» лейтенант Джиллет возвращался в Порт-Роял…

ГЛАВА 1.
Самая богатая невеста Порт-Рояла, суть мисс Элизабет Суонн сидела под зонтиком на изящной белой скамейке в тенистом саду губернаторского дома и скучала. Изрядно надоевшая вышивка с дурацким розовым ангелочком лежала рядом, и девушка уныло водила носком туфельки по земле, вырисовывая пузатое сердечко. А что еще оставалось делать губернаторской дочке, как не скучать? Свадьба с кузнецом Тернером отложилась. Но отложилась она не по причине какого-то там Беккета – его эффектное появление мы малость отсрочим, если не оставим без внимания совсем. Свадьбу отменил папенька-губернатор, хорошенько подумав скрытой под париком частью тела и вообразив катастрофические последствия женитьбы безродного, но чертовски упертого кузнеца на его, губернаторовой, деточке. Мистер Суонн, выдирая из красивого кудрявого парика внушительного размера пряди, бегал по гостиной и, брызгая слюной, разъяснял хмурой Элизабет причины, по которым он, мягко скажем, не хотел бы видеть в добродушном и тупо-отважном лице Уильяма Тернера своего зятя. В конце концов, папенькой было объявлено, что он согласен даже на лейтенанта, при хорошем расположении духа даже на младшего, но чтоб ни о каком кузнеце и речи не заходило!
Элизабет, демонстративно убежав в свою комнату, всю ночь напролет мучалась, рыдала и Думала. А на утро, проявив чудеса смекалки, она изобрела «велосипед», и, на рассвете примчавшись в кузницу, объявила сонному Уиллу о своем неукоснительном желании видеть его в рядах служителей королевского флота. Все утро несчастный, пораженный в самый эпицентр мозга фундаментальностью идеи Тернер, которого куда только не успела закинуть судьба, переваривал требование своей на редкость изобретательной зазнобы, и к полудню родил ответ – ради любимой он согласен на все!
На следующий день коммодор Норрингтон с непечатным выражением на лице собственнолично принимал новобранца, а еще через неделю эскадра отчалила от берегов Ямайки, увозя от махающей батистовым платочком Элизабет облаченного в красный мундир и дурацкий белый парик, отмеченного меланхолической печалью и решимостью Уильяма Тернера…
Мисс Суонн очнулась от воспоминаний и помянула недобрым словом Норрингтона, который, видимо, успел эволюционировать в амфибию, раз уже третий месяц не кажет носа на берег, а вместе с ним отращивает жабры и милый, добрый Уилл… Губернаторская дочка встала со скамейки и капризно топнула ножкой. Нет, так решительно невозможно дальше жить – хоть бы пираты нагрянули, хоть бы Воробей что ли заблудился в ямайских водах и выполз на берег воровать себе судно, хоть бы коммодор опять жениться предлагал… Ой, нет, это пожалуй уже лишнее… А впрочем, вот так сидя в садах в ожидании любимого со службы можно и мхом порасти от тоски!
Не в силах больше усидеть на месте и повинуясь внезапному порыву, Элизабет кликнула слуг, велела заложить лошадей и убежала в дом за шляпкой. А через пятнадцать минут позолоченная открытая коляска, запряженная парой красивых серых коней, выехала из ворот губернаторского дома и взяла курс на побережье, где молодой мисс Суонн захотелось немного развеяться и поскучать по Уиллу в романтичной обстановке дикого пляжа. О том, что такое пустяковое желание повлечет за собой необратимые последствия в личной жизни, Элизабет и не догадывалась…

Еще в шлюпке впечатлительный лейтенант Джиллет начал приходить в себя. Временное помешательство решительно отказывалось владеть разумом доблестного офицера по той простой причине, что доля неатрофированных знанием устава клеток его мозга была настолько мала, что безумие просто не могло на ней должным образом укорениться. Помогали возвращаться к суровой реальности и двое младших лейтенантов, которые сидели на веслах и, пользуясь невменяемостью Джиллета, великодушно орошали его брызгами. После одной из таких «случайных» оказий, когда морская вода щедро умыла интеллектуальное лицо нашего героя, он вяло пискнул и икнул, от чего гребцы, воодушевившись благородной идеей спасения, стали с еще более похвальным рвением возвращать к жизни старшего офицера, буквально поливая его фонтанами забортной воды. Так что к тому моменту, когда казенная шлюпка доверчиво ткнулась носом в деревянный причал славной пристани Порт-Рояла, из нее можно было ведрами таскать воду, а лейтенанта Джиллета, пришедшего в полное сознание и теперь злого, как хорек, смело выжимать, аки только что выстиранную нижнюю юбку.
- Коммодор Норрингтон приказал доставить вас в штаб, к гарнизонному лекарю, лейтенант, - прохрюкал высокий, чернявый мичман, хлюпнув носом.
- К какому лекарю? Вы что меня, за идиота держите, Льюис? – искренне удивился Джиллет, у которого события последних часов смешались в форменный винегрет и лишали достойного служителя Короны возможности мыслить конструктивно и логично.
Льюис промолчал, поражаясь проницательности старшего лейтенанта.
- Срочным приказом вы командированы на берег по причине белой горячки, - храбро пискнул второй младший офицер, нащупав за подкладкой мундира собственноручно писанный коммодором приказ.
Джиллет покраснел, потом побледнел и испепелил несчастного убийственным взглядом опороченной юной испанки. Младшие офицеры невольно залюбовались этой героической фигурой: гордую позу насильно выкупанной в бадье курицы выгодно оттеняли мелкие нюансы вроде раскрутившихся, мокрых буклей парика, внушительной капли на носу и забрызганной водой треуголки с уныло повисшими краями. Воистину, в этот момент Джиллет был прекрасен. Но, простите авторессе ее лирическое отступление, вызванное трогательным любованием кумиром, и вернемся же к повествованию.
- Дармоеды! – с чувством продекламировал героический кумир авторессы, разрушив тем самым хрупкое очарование минуты и прочно укоренив в сознании офицеров мысль о собственном идиотизме. – Издеваться удумали! Ну, я вам покажу белую горячку! – и, оставляя позади себя огорошенных младших офицеров, лейтенант с истинно спринтерской скоростью рванул в штаб…

ГЛАВА 3.
Джиллет в удивлении раскрыл рот аки выброшенный на берег карась. Потом снова его закрыл. Элизабет, видя, что Британский флот впору переименовывать в деревообрабатывающий комбинат, ибо все его офицеры при бесспорном лидерстве коммодора бесчувственны, как бревна, и тупы, как чурбаны, застонала более выразительно и громко, принуждая своего оппонента к решительным действиям. Для пущей убедительности юная искусительница, искусившая пока только неизвестный плод, коей и повлиял на нее подобным странным образом, закатила глаза и жестом, который любой мужчина воспринял бы совершенно ясно как знак, что дама «готова», провела по тяжко и томно вздымающемуся, затянутому в твердый корсет тому, что претендовало на гордое звание «грудь», хотя эти претензии были весьма и весьма амбициозны и необоснованны. Но Джиллет был не мужчина, он был лейтенант Британского флота и верный помощник коммодора Джеймса Норрингтона! Однако, даже ему стало ясно, что, не выполни он просьбу юной девушки, она просто умрет. Наивный Джиллет полагал, что все-таки от отсутствия притока кислорода к легким. Ему, бедняге, было невдомек, что умирала губернаторская дочка и по совместительству невеста кузнеца-матроса Тернера от желания куда более насущного, чем свободный вдох. Вобщем, усиленно и старательно краснея, молоденький лейтенант, неискушенный в любовных делах, достал из-за пояса тщательно хранимый кортик, доставшийся ему от отца, и собрался приступить к самой ответственной миссии в своей жизни. Элизабет, хищно приоткрыв один глаз, наблюдала за манипуляциями своего кавалера. А тот, высунув от волнения язык, старательно примерялся к плотно обтягивающей торс девушки ткани. Наконец, с выражением лица, будто он должен был казнить самого короля, Джиллет приставил сверкающее в желтых лучах любопытного солнца лезвие к груди распростертой на песочке барышни, с силой надавил и уверенным движением повел вниз. Послышался треск рвущейся ткани, удовлетворенное мычание губернаторской дочки, а затем удивленно-пристыженный возглас лейтенанта, когда он сообразил, что несколько перестарался с силой нажима и вместе с корсетом и верхним платьем умудрился разрезать и тонкую ткань нижней рубашки, получив таким образом возможность лицезреть все прелести мисс Суонн. («Чем богаты, тем и рады» - хихикнула только что присоединившаяся к творческому процессу вторая авторесса. « НЕ рады!» - возопила на это Элизабет, но ее, разумеется, никто не послушал.). Смущенный Джиллет залился краской стыда по самую видневшуюся из ворота мундира шею и попытался отвести в сторону шаловливые глаза, которые как загипнотизированные упорно всматривались в открывшийся вырез платья. Заметив алеющую аки попа обезьяны над ней физиономию своего «спасителя», девица Суонн, которая намеревалась в самое ближайшее время перестать быть девицей, лукаво улыбнулась и как бы невзначай провела тощей лапкой по линии разреза, еще больше отводя в стороны края злополучного платья и обнажая свои перси для любопытных и жаждущих глаз лейтенанта. Джиллет в это время пытался всячески отвлечь себя от мыслей о мисс Суонн, а свои щенячьи глаза от наглого пяленья в ее декольте. Несчастный лейтенант, попавший в сети коварной Элизабет, пытался считать все свои выговоры, пытался представить себе физиономию коммодора, узнавшего, что новой униформой всего флота становятся шотландский килт в малиново-черную полосочку и корсеты, кои должны приучать солдат к боли, однако подобные ментальные потуги возымели эффект совершенно противоположный: вместо того, чтобы прийти в себя и с достоинством решить сложившуюся ситуацию, Джиллет снова уставился на полуобнаженную нимфу («Нимфоманку» - хмыкнула авторесса), чтобы получше разглядеть ее груд… корсет, и почувствовал, что его достоинство намерено решать за него.
Элизабет, полностью удовлетворенная результатами своего маленького спектакля решила, что пора приступать к активным действиям.
- Что же вы наделали, лейтенант! – воскликнула хитрая барышня с притворным негодованием – Я, порядочная девушка, оказалась по вашей милости в весьма унизительном положении. Я почти обнажена! Вы.. вы…. Дайте мне свой мундир, чтобы я могла скрыть свою наготу! – с этими словами «порядочная девушка» потянула с лейтенанта, которому вдруг стало очень жарко, его мундир. Джиллет, ничего не соображая и уставившись на вывалившиеся из разреза платья ягоды красы губернаторской, позволил ловким ручкам мисс Суонн стянуть с себя мундир. Вскоре сей необходимый предмет обмундирования оказался откинут на дальнее расстояние, а нагловатая девица уже принялась за рубашку молодого человека. Но тут оный молодой человек соизволил выйти из своего заторможенного состояния.
- М-ми-исс С-с-суон, ч-что вы делаете? – хрипло проблеял Джиллет, заглядывая в бесстыжие глаза чужой невесты.
- Сегодня так жарко, лейтенант, - горячо выдохнула Элизабет, намереваясь придавить жертву тонной страсти своего обворожительного голоса. – Очень жарко, - прошептала она и, обхватив рукой шею своего незадачливого любовника, заставила его пригнуться к себе. – Знаете, Джиллет, - продолжала шептать Элизабет в губашлепый рот юноши, глядя в его удивленно расширенные и дикие от неизвестных ранее ощущений глаза, - молодой девушке, жених которой так далеко от нее и так нескоро снова вернется, бывает так одиноко. О, так одиноко! – повторила она с пафосом, сильнее пригибая к себе упирающегося, почуявшего-таки что-то недоброе лейтенанта.
- Мистер Тернер вернется через месяц, мисс Суонн, - попытался обрадовать девушку бедный лейтенант, который не понимал, что ему грозило.
- О, месяц – это же такой невозможно долгий срок, - прибавила патетичности во фразу девушка, раздосадованная тем, что ее джентльмен не понимает «намеков».
- Вовсе нет, - растянулся в идиотской улыбке, достойной первого приза в номинации «Рожа просит два шиллинга на ром», Джиллет. – Мисс Суонн, я ду….мммффффммммм … - мисс Суонн надоело ждать и она запечатала рот удивительно разговорчивому юнцу страстным поцелуем. Элизабет была зла, к тому же не имела возможности хорошенько попрактиковаться в поцелуях. Поэтому ее острый язык настолько глубоко проник в раскрытый от удивления рот лейтенанта, что Джиллет мог просто задохнуться от подобного проявления чувств, а Элизабет рисковала в рекордно быстрые сроки лишиться своего партнера и дальше практиковаться уже не в страстной любови, а в некрофилии. К счастью, подобного казуса удалось избежать. От трагической гибели в самом расцвете сил Джиллета спас его же парик, столь боготворимый и лелеемый молодым лейтенантом. По причине убежденности, что букли в оном парике абсолютно идентичны по цвету и фактуре с буклями накладной шевелюры самого коммодора Норрингтона, что Джиллету дико льстило. Впрочем, оставим все эти перипетии и тайны морских будней в тени парусов и вернемся на дикий пляж, где совершался акт изнасилования по обоюдному согласию участников.
Вошедшая во вкус Элизабет явно готовилась высосать из лейтенанта все душу, но тут выбившийся из общего ровного прилиза парика волосок случайно забился в нос мисс Суонн и нежно, чувственно и возбуждающе пощекотал ноздрю ненаглядной дитятки губернатора. Элизабет вынуждена была прервать исследовательскую экспедицию во рту Джиллета, во время которой было выяснено, что у лейтенанта зубы мудрости отсутствуют напрочь, и смачно чихнуть, почесав свой миленький курносый носик. Около полминуты Элизабет сидела на песочке и грелась в лучах солнышка, пытаясь вспомнить, чем она была занята до аристократичного чихания. Наконец, взгляд девушки наткнулся на ошарашенную физиономию ее кавалера,
на которой маленькими алмазами поблескивали драгоценнейшие капельки слюны бесценной губернаторской дочки: оргазм носоглотки в ответ на нежно-страстные ласки волоска парика лейтенанта. Элизабет спохватилась и снова ринулась штурмовать твердыню лейтенантского благонравия – суть бесцеремонно повалила юного полового агрессора на тепленький песочек, взгромоздилась сверху и промурлыкала ему на ушко:
- Джиллет, милый Джиллет! Как долго я ждала этой минуты!
- Что вы имеете в виду, мисс Суонн? – пропыхтел все еще пребывающей в заторможенном состоянии объект, нареченный «Милым Джиллетом»
- Что вы имеете, лейтенант, то я и введу! – проворковала Элизабет и с хищным чавканьем впилась в губы своего случайного любовника, явно намереваясь в этот раз все-таки уморить беднягу до полубесчувственного состояния...
С ужасом ощущая, как Элизабет грызет его губы, Джиллет, наконец, понял, ЧТО происходит. Голова у него окончательно пошла кругом, но беспорядочные мысли, в абсолютном хаосе мечущиеся в просторном куполе солдатского черепа, разделились на два лагеря. По одну сторону баррикад они представляли собой невнятный порядок гласных и грузинским хором в пятьдесят луженых глоток завывали о низменных инстинктах и о желании скорейшего их удовлетворения. Вторая же часть мыслей, сформировавшись в образ, удивительно схожий с грозным, аки Зевес-громовержец, коммодором с шашкой, то есть шпагой, наголо, грозила утопить Джиллета в моральных устоях по самое не балуй. Терзаемый столь противоречивыми думами, взбудораженный лейтенант начал активно возиться под лихо усевшейся на нем губернаторской дочкой, которая, в свою очередь, телодвижения лейтенанта растолковала как полную и бескомпромиссную боеготовность.
- Ну, ласкай же меня! («Будь смелее со мноооооой» - затянула авторесса) – с пафосом выкрикнула Элизабет прямо в ухо лейтенанту, на секунду оторвавшись от него. Лейтенант оглох на одно ухо, но, так как выполнение приказов стояло в его широком спектре полномочий на первом месте, пробулькал «Есть!» и трясущимися руками воровато обнял свою насильницу. Но вошедшей во вкус мисс Суонн этого было мало. Она перехватила правую длань робкого офицера и насильно припечатала к своей вырвавшейся на волю вольную из оков поверженного корсета скудной девичьей прелести. По лицу Джиллета, который все никак не мог традиционным методом, то бишь мозгом, осознать творимое над собой, прошла судорога, которая символизировала, что сознание несчастного держится на волоске. Элизабет насторожилась. Она вновь, со звонким чмоканьем и чуть не откусив Джиллету нижнюю губу, прервала свои страстные поцелуи и, приподнявшись, шальными глазами голодного гризли уставилась на своего пылающего ярким лихорадочным румянцем любовника.
- И чем вы там только занимаетесь на флоте своем, деревяшки! – возмущенно продекламировала она. – Ну, что вы лежите, лейтенант, как мешок с гг-г-гг-грязной картошкой? Ах, сама, все сама, всегда все сама! – запричитала она и упала с Джиллета набок, словно подстреленный ковбой со своего верного коня. Когда лейтенант немного отдышался и наскреб по сусекам силы, чтобы повернуть голову и полюбопытствовать, что заставило одуревшую от похоти мисс Суонн прекратить свои поползновения, то глазам его предстала удивительная картина. Элизабет, словно повалившаяся на спину черепаха, извивалась на песке, вздымая руками волны юбок и шепотом изрыгая совсем не аристократические ругательства. Джиллет испугался, но предпочел невозможному при отказавших конечностях бегству решение просто притвориться мертвым, одним глазом наблюдая, как колыхались рваные края растерзанного корсета, оголяя ласкающие взор неискушенного лейтенанта невеликие прелести. Что с таким усердием творила над собой губернаторская дочка так и оставалось для подвергающегося поруганию офицера неразрешимой загадкой до тех пор, пока она с торжествующим видом не подняла над головой, аки захваченных вражеский стяг, розовые панталоны…
- Мне не стыдно! - хищно усмехаясь, заявила Элизабет и уверенным движением запустила панталоны по ветру. Штаб-квартира низменных пороков лейтенанта бурно и демонстративно поприветствовала сей акт раскрепощения и освобождения от условностей, который только что продемонстрировала смелая и свободная от предрассудков губернаторская дочка. Покосившись на капитулирующую штаб-квартиру, Джиллет от имени умирающего здравого смысла чуть слышно пропищал:
- Мисс Суооооонн, что же вы делаете?! Вы же дочь губернатора… Вы же… Оооооооо… - это решительная барышня с настойчивостью алчного конквистадора по-хозяйски исследовала бриджи Джиллета на предмет быстрого избавления от оных. Джиллет булькал и слабо бился под вновь навалившейся на него со всей тяжестью первобытной страсти девицей, но когда конквистадор-Элизабет, устранив на своем пути все преграды, с радостным кличем добралась таки до «вождя Монтесумы», лейтенант сдал все позиции, обмяк и задрожал мелкой дрожью…

ГЛАВА 5.
Рыжеватые лучи заходящего солнца озаряли мягким, приглушенным светом набегающие на золотой песочек волны, раскинувшийся вдоль побережья небольшой дикий пляж и два тела, безвольно распростертые почти у самой полосы прибоя. Пытливый наблюдатель при желании мог бы разглядеть в этих двоих уже знакомых нам полуголого лейтенанта Джиллета, местами изрядно обгоревшего под беспощадным Карибским солнышком, и безмятежно спящую на его груди взлохмаченную и оборванную Элизабет Суонн. Царящую идиллию разрушали только горластые чайки да невольные всхрапы во сне губернаторской дочки, которые будили старшего лейтенанта и заставляли его ворочаться и пытаться переменить положение, что ему, признаться, не удавалось вовсе, ибо потревожить Элизабет Джиллет боялся, так как справедливо ожидал, что пробуждение этой особы даром не пройдет для его уснувшей бдительности. Бдительность же, как и сама Элизабет, спала уже полтора часа и напоминала о себе нашему доблестному лейтенанту лишь приятной истомой, которую портили разве что непомерно жаркое солнце да добавляющая жару распростершаяся на нем девичья тушка. Среди общего умиротворения на испытавшего на себе всю тяготу аристократической похоти офицера Британского флота поминутно находили проблески сознания, которое упорно, в красках рисовало ему катастрофические последствия затянувшегося рейда эскадры. Эти самые последствия, все как одно начинались с выражения лица и последующих действий коммодора, когда тот узнает, а ведь непременно узнает – такова уж его природа, о том, ЧТО произошло между его подчиненным и до сих пор горячо любимой мисс Суонн. А вот дальше Джиллет в своих размышлениях на столь безрадостную тему предпочитал не заходить, ибо справедливо полагал, что возмездие – возмездием, а за право полежать на песочке рядом с полуголой дивой Порт-Рояла многие радостно заплатили бы не только карьерой. А уж что бы они отдали за то, что буквально с неба свалилось на его, Джиллетову, голову (и не только голову, если быть точнее) пару часов назад, он и представить не мог. Да и не собирался. Но, увы, вскоре умиротворенную трогательную дремоту старшего лейтенанта как рукой сняло…
Случилось это весьма неожиданно. От одного из судорожных вздохов Джиллета блаженно спящая Элизабет скатилась с его безволосой груди, обнажив весьма забавной формы контур загара, четко обрисовавший ее профиль. Весьма прицельно ткнувшись лицом в песок, мисс Суонн проснулась. Да, пожалуй, это было самое кошмарное пробуждение ненаглядной дитятки губернатора за всю ее жизнь, ибо хитрая и коварная авторесса подкинула любопытной Элизабет фрукт (или овощ – история наша движется к концу, а нерешительная авторесса так и не определилась), который вызвал лишь временное помешательство, и теперь, после здорового, хоть и кратковременного, сна он перестал оказывать свое пагубное влияние на столь подверженную внешним раздражителям мадмуазель. С шипением протирая глаза от песка, мисс Суонн приняла сидячее положение. И тут же почувствовала, что что-то не так… Жмурясь и куксясь, пылкая тернерова невеста оторвала руки от лица и не глядя приложила их к теоретическому месторасположению груди. Грудь, как ни странно, тут же нашлась, а вот то, что ее прикрывало – нет. Элизабет шумно выдохнула и распахнула слезящиеся глаза. То, что предстало перед ее мутным взором, превзошло все ожидания. Во-первых, в непосредственной близости от нее лежал полуголый мужчина. Во-вторых, при детальном рассмотрении этим мужчиной оказался не кто иной, как ближайший помощник коммодора Норрингтона старший лейтенант Джиллет. Оценив всю открывшуюся как на ладони диспозицию, Элизабет в голову не пришло ничего лучше, чем разразиться безумным визгом, этим самым до икоты напугав задремавшего было лейтенанта.
- Что это? Где я? Что произошло? – отверещав, задалась вполне объективным вопросом губернаторская дочка, отползая подальше от переполошившегося Джиллета.
- Как, вы не помните? – искренне удивился тот, приподнимаясь на локтях и беспокойно заглядывая в шальные глаза перепуганной девицы.
- Что я не помню? – упавшим голосом отчеканила Элизабет, старательно закрывая тоненькими ручками вызывающе разодранное платье, в недра которого пресытившийся старший лейтенант и не собирался более заглядывать.
- Как бы вам объяснить, мисс Суонн… - покраснел и подозрительно потупился Джиллет, а затем потянулся куда-то влево, в противоположную от нее сторону.
То, что продемонстрировал в ту же секунду честный и исполнительный офицер, эта потенциальная, но, увы, уже явно загубленная гордость Британского флота, повергло Элизабет в такой шок, что ее благополучно настиг приступ дурноты, который сопровождал столь отточенные ею и доведенные до совершенства обмороки. О, боги, о, Морской Дьявол, о, женские романы и покойная матушка, но глаза губернаторской дочке не врали - в левой руке Джиллет бережно держал розовые панталоны. Ее розовые панталоны. Те, которые она с таким завидным пристрастием выбирала сегодня утром из вороха кружевного белья. Издав высокохудожественный стон подстреленного лебедя, Элизабет, не справляясь в бурей эмоций, брякнулась таки на песок, потеряв сознание и оставив бедного лейтенанта наедине с колыхающимся от легкого ветерка нижним бельем в руке. Швырнув роковой предмет туалета юной барышни в набегающую волну, Джиллет кинулся приводить в чувство побледневшую нервную даму, но вдруг услышал какой-то посторонний звук. Да, уши догадливого старшего лейтенанта не обманули – шагах в восьмистах из-за деревьев прибрежного леса нежданно-негаданно нарисовались люди. Они оживленно переговаривались и, завидев одиноко сидящую возле моря Джиллетову фигуру, являющую собой монументальную композицию «Застуканного Неизвестного», поспешили скорее к нему. Сердце нашего Казановы, не спрашивая владельца, незамедлительно ухнуло куда-то в область желудка, в висках молотом о наковальню застучала кровь, а на лбу выступил холодный липкий пот, ибо в одной из фигур лейтенант безошибочно узнал коммодора…
Что было дальше испуганные авторессы, уже дуэтом наблюдающие за плодом своей буйной фантазии сквозь слегка раздвинутые пальцы закрывших глаза ладоней, не берутся пересказывать в подробностях. Выйдя из ступора, лейтенант кинулся собирать свои разбросанные по месту страстной случки предметы обмундирования, на ходу напяливая парик и кое-как заматывая шейный платок, сотню раз изрешетив проклятиями того идиота, который придумал завязывать на шее эти чертовы белые бантики. Кое-как облачившись в изрядно потрепанный жизнью в целом и событиями этого вечера в частности мундир, Джиллет принялся за бесчувственную Элизабет – одернул юбки и поспешно обернул ее в свой грязный запыленный китель. Окопав напоследок треуголку, на которую, судя по помятости и захороненности в песок, как раз и пришелся прицельный огонь страсти, проще говоря, на которую упала Элизабет, приказывая исполнить свой исторический, торжественный приказ «Полный вперед!», лейтенант нахлобучил на себя многострадальный головной убор и принял боевую готовность, так как решающий момент уже наступал текущей минуте на мозолистые пятки.
Взору строевой рысью подбежавшего к нашим героям коммодора с подкреплением и неутомимого, обеспокоенного исчезновением дочери губернатора Суонна предстала удивительная картина, изображающая чудом выживших после недельного плена у деспотичных пиратов Джиллета и бесчувственную Элизабет Суонн, которая грузным тюком болталась на руках у лейтенанта, старательно закрывающего своим кителем разодранное вместе с корсетом платье.
- Что произошло?? – вопрошал губернатор, принимающий с рук на руки куль с дочерью и не осознающий вопиющую очевидность случившегося. Хотя, признаться, никто ничего пока не понимал, ибо обнаружить этих двоих вместе не ожидал никто из пустившихся на поиски пропавших.
Лейтенант Джиллет развел было руками, пытаясь продемонстрировать, что, мол, не знаю, вот в таком вот виде нашел я на берегу вашу ненаглядную дитятку, но перебило его невнятное бульканье коммодора, который подавился вступительными предложениями допроса при взгляде на то, что услужливо выплеснула ему на башмак набежавшая волна. Предчувствие не обмануло доблестного служаку Джеймса Норрингтона – аккуратненько подняв двумя пальцами некогда розовую тряпочку, он с ужасом опознал в ней женские панталоны… А при взгляде на побелевшего лейтенанта без труда угадывалось, что к этому конфузу сия наглая английская физиономия имеет непосредственное отношение. Довершила же картину Элизабет, которая сдавленно вскрикнула, придя в себя и по несчастливой случайности тут же моментально наткнувшись взглядом на богатый улов, болтающийся в руке коммодора.
Норрингтону стало дурно, ибо мисс Суонн тут же разразилась безутешными рыданиями, подтвердив самые страшные его догадки относительно ее совместного пребывания поблизости от лейтенанта Джиллета, бриджи которого оказались весьма недвусмысленно порваны в…. в месте скопления многочисленных, как популяция саранчи, неуставных мыслей. Пока коммодор беззвучно ловил ртом воздух, не в силах оторвать взгляда от вяло болтающихся в руке мокрых панталон, побледневший до кончиков волосков накладной шевелюры губернатор начал уводить всхлипывающую блудную дочурку от места назревающей на грешную лейтенантову голову кары.
- Отец… отец, это… - хлюпала распустившая сопли краса губернаторская, кутаясь в многострадальный Джиллетов китель.
- Мы поговорим об этом позже, дорогая. Ты… ты заставила меня поволноваться… - заикаясь, выдавил бедный мистер Суонн, дрожащими руками обнимая за плечи подвывающее чадо.
- Губернатор, - обреченно просипел очухавшийся Норрингтон. – Со своей стороны я обещаю, что дело огласке предано не будет.
- Спасибо, коммодор… Я…мы будем вам очень признательны.
- Непременно… Лей-те-на-нт, - недобро протянул Норрингтон, чуть ли не дымясь и внушая бедному Джиллету ныне примерно такой же страх, который испытывал первобытный человек, глядя на разряды молнии. Старший лей-те-на-нт тут же страстно возмечтал перевернуть все физические законы и стать бесплотной материей, ибо коммодор был в исступлении праведного гнева. Коммодор был шоке. Коммодор был в отчаянии. Зажмурившись, Джиллет услышал, наконец, то, что тенью маячило на грани готового покинуть его сознания – Норрингтон, судорожно вздохнув, скрипуче процедил: - Под трибунал!..

********

Вот на этой оптимистичной ноте авторессы, наконец, заканчивают сие безумное повествование, ибо не в силах дальше описывать мытарства столь полюбившегося им за время написания этого литературного труда лейтенанта Джиллета, душевные терзания отвергнутого губернаторской дочкой и столь изощренно добитого хрупкой авторской дланью коммодора, муки совести пожавшей плоды своих необдуманных поступков Элизабет, счастливое неведение вернувшегося, наконец, на берег Уильяма Тернера и прочие прелести последствий произошедшего. Стоит отметить лишь, что судьба наших героев сложилась весьма неожиданно. А именно: понимая, что шалости дочери могут обернуться довольно неприятными для чести губернаторского дома последствиями, мистер Суонн поспешно начал организовывать свадьбу, на должность жениха избрав таки ничего не подозревающего и весьма обрадованного складывающимися перспективами рядового Тернера. Элизабет была счастлива. И на удивление не беременна. Лейтенант Джиллет, сопровождаемый восторгами тех немногих сослуживцев, до которых дошли слухи о его «пляжных забавах», был отстранен от службы, получив напоследок пару хуков в челюсть от коммодора Норрингтона. Сам же коммодор воспринял случившееся весьма болезненно. Уволив старшего лейтенанта, он сам оставил должность и махнул на Тортугу заливать дешевым ромом душевные раны и морально разлагаться, обвиняя с легкой подачки авторесс, подкинутой еще в первой части этого бессмертного труда, во всех своих бедах абсолютно ни в чем не повинного Джека Воробья.
И жили бы наши герои долго и счастливо (ну, или наоборот – кому как повезет), если б не принесла нелегкая на берега Ямайки одного крайне невысокого роста, но не в пример высоких амбиций субъекта, в миру нареченного лорд Бекетт, а для близких просто «Катлер», который переполошил, заставив плясать под свою пастушью дудку, всех, кто попался под его холеную руку. Но, признаться, это уже совсем другая история... Так что разрешите же откланяться и поставить, наконец, жирную точку в сей сумасбродной рукописи, имя которой «Карибский апокаляпсус».