Вот, сегодня с разрешения уважаемой и талантливейшей Авторши, начинаю выкладывать тут серию ее замечательных рассказав о нелегких и героических буднях офицеров Королевского флота))))
Для самых нетерпеливых, а также для тех, кто захочет почитать другие произведения уважаемой Авторши - их можно найти на ее  ЖЖ

Эпиграф))))

Романс коммодора

Я исправно служил, получая чины и награды,
а потом оказалось, что это совсем ни к чему:
все приличные девушки замуж хотят за пиратов -
почему, Лизавета? Три тыщи чертей, почему?!

Романтическим барышням всем подавай по герою,
А какие, помилуйте, подвиги в нашей глуши?
Ну хотите, я завтра аврал на эскадре устрою -
не по плану, экспромтом, для вас, для себя, для души?

Серенад не пою, на рояле играть не умею,
и танцую не очень, и глупых стихов не люблю...
Ну хотите, я завтра кого-нибудь вздерну на рее
или вот, боевую тревогу в ночи объявлю?

Не стесняйтесь - мы с вами не первую склянку знакомы,
Не тяните волынку, давайте решать по уму:
Ну хотите, я завтра на стрельбах на кубок главкома
ради вас исключительно первое место займу?

* * *
- Так нечестно. – бубнил коммодор Норрингтон. – Тернер получил Лизавету. Воробей получил „Жемчужину”. Барбосса, и тот получил по заслугам. А я? Что получил Я?!
- Не ной, - отмахивался жизнерадостный сценарист, знавший массу забавных рифм на „я”, но по понятным причинам решивший их не озвучивать. – Вернем мы тебе твою Лизавету. Во второй серии.
- Ну, вот еще. – фыркал коммодор. – Она мне всю жизнь поломала, в душу, можно сказать, плюнула, а я теперь женись? И куда вы денете кузнеца?
- Да, - мрачнел сценарист, - кузнеца мы, пожалуй, никуда не денем. У него рейтинг выше.
- Вот так всегда-а… - канючил коммодор. – Этих американцев хлебом не корми, дай опорочить британского офицера. Ну где, спрашивается, в вашем фильме военно-патриотическое воспитание?
- Не ной, говорю. – сценарист зашуршал конвертом. – Вот граждане слэшеры интересный вариант предлагают, гм: „Сумеет ли пламенная страсть Воробья залечить раны коммодора?”
- Не-ет! – в паническом ужасе завопил коммодор. – Только не слэшеры! Только не Воробей! Я ведь и застрелиться могу, - пригрозил он, - поплачете тогда без харизматического негодяя.
- Что ты носом крутишь?! – взорвался сценарист. – То ему не так, это ему не эдак. Ты ж военный человек, у тебя активной лексики три слова - „виноват”, „никак нет” и „так точно”. Вот и выражайся кратко и по существу: чего надо?
- Жизни нормальной хочу. – тяжело вздохнул коммодор. – Чтоб дом, жена, дети, и это… пирог яблочный… Что я, не человек, что ли? Много я в вашем фильме видел? Пираты, скелеты, Воробей этот…п-п-пламенный. – коммодора передернуло. – С бала на корабль, с корабля на казнь… Это разве жизнь?
- Ладно, не хнычь. – сжалился сценарист и с удвоенной энергией застучал по клавишам. – Мы тебе самую лучшую мэри-сью выпишем. Из Лондона.

Первые письма пришли через неделю.
„Кассандра поправила свои черные как смоль с синими проблесками волосы, - со смаком зачитывал сценарист. – Она смотрелась как настоящая леди в своих коротких кожаных шортах, и только катана за отворотом высокого сапога и попугай-хамелеон на хрупком плече девушки выдавали ее пиратское происхождение…”
- Следующая! – испугался Норрингтон.
„На фоне восходящего на западе солнца густые золотистые волосы Эммануэли казались выпиленными из золота. – послушно начал сценарист. – Длинное платье доходило ей до пола, а прекрасные руки дочери капитана Воробья…”
- Кого-кого?! – вздрогнул размякший было коммодор. – Следующая!
„Бархатная мантия настолько выразительно подчеркивала белизну кожи новенькой ученицы, что у профессора незамедлительно… Нет, это не тебе. – сценарист с сожалением отложил конверт в сторону. – Смотрим дальше. „В изумрудно-фиолетовых глазах Мариниэли заплясали веселые чертики, а пряди волнистых волос, до середины черных, до середины белых, откинулись, обнажая милые эльфийские ушки… И это вроде не тебе. – он проверил адрес на конверте. – Да нет, все правильно. Ох и фантазия у некоторых…”
- Это что за национальность такая – эльфы? – заинтересовался Норрингтон. – И чего там у нее с волосами-то – седина, что ли, ранняя?
- Кто такие эльфы, я тебе потом скажу. – с непонятной завистью вздохнул сценарист. – А уши у них, как у летучих мышей: длинные такие и острые. Тебе Тернер, что ли, не рассказывал?
- Я с ним не разговариваю. – буркнул коммодор. – Другую давай.
„Анетта стояла на баке полуюта и смотрела, как матросы тянут по клотику квартердека длинную веревку. Другие такие же веревки свисали с мачт и поперечных планок. „Свистать всех наверх!” – скомандовала Анетта, как ее учил коммодор…”
- Чего-о? – поперхнулся Норрингтон. – Чему я ее учил?!
- Свистать всех наверх. – съехидничал сценарист. – Прямо с клотика бушприта на бак полуюта.
- Вымя кашалотово! – выругался коммодор и выскочил покурить.
В коридоре он столкнулся с Лизаветой Суонн. Лизавета рыдала, комкая в руках распечатку слэшевого фанфика. В фанфике были последовательно и параллельно задействованы Уилл Тернер, царевич Парис, принц Леголас, какой-то невразумительный крестоносец и актер Орландо Блум.
- Перед самой свадьбой! – всхлипывала Лизавета, потрясая фанфиком. – На весь Порт-Ройял позору не оберешься!
- Ой, да сколько там того Порт-Ройяла. – машинально отвечал Норрингтон. – Вы лучше скажите, мисс Суонн, вы пирог яблочный печь умеете?
- До чего вы бездушны, коммодор! – возмутилась Лизавета Губернаторовна. – Еще и надымили тут, как пароходо-фрегат – просто дышать нечем! – и рефлекторно брякнулась в обморок.
Коммодор был истинный джентльмен. Он сделал последнюю глубокую затяжку, склонился над бездыханным телом и, вспомнив удачный опыт Джека Воробья, рванул на даме корсет.
Спасательное мероприятие оказалось на диво результативным, но никто не предупредил коммодора, что после произведенных манипуляций спасателю, как честному человеку, надлежит сочетаться с объектом спасения законным браком. Норрингтон, откровенно говоря, был не против. Елизавета, конечно, не ангел, думал он, ковыряя вилкой железобетонные изделия номер три, которые супруга безуспешно пыталась выдать за яблочный пирог; но, по крайней мере, у нее не было эльфийских ушей и попугаев-хамелеонов за отворотами корсажа.
Уилл Тернер подался пиратствовать на "Черной Жемчужине", подарив слэшерам массу незабываемых минут.
А письма продолжают приходить до сих пор.
Это-то и тревожит.